Мои 70-ые - 80-ые... (отред. фрагменты)
Apr. 6th, 2017 01:35 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dan_markovich76Теперь я иногда задаю себе вопрос - а не случись так, что мои интересы круто изменились?.. Я не знаю, что бы я стал дальше делать в науке. К тому времени я понял - все, что делается вокруг меня, в институте, в стране, ( в моей области точно) за исключением единичных работ, было в лучшем случае "вторым сортом", а в большинстве - шлаком, засоряющим науку. Многим признать это трудно, больно... Я не говорю об откровенных карьеристах или попросту бездельниках, которых было множество. Я имею в виду людей, увлеченных своим делом. Почти все мы были на обочине. {{Лысенко был для меня реальным человеком, обедающим к академической столовой...}} Но лучше все-таки говорить о себе. Кроме мелких "придумок", нескольких мыслей, имеющих временный, локальный характер, я за 20 лет ничего не сделал/ Наука прошла мимо меня - и не заметила. Увлеченность делом позволила мне сначала не то, чтобы не замечать... скорей мириться с неполноценностью того, что у меня получалось. Мне был интересен сам процесс исследований, и всегда была надежда на какие-то изменения, случай, везение... Потом мои интересы стали меняться, все больше проявлялся характер - поглощенность собой, внимание больше к внутренней жизни, чем к устройству внешнего мира...
......................................................................
После ухода из Института, я несколько лет жил, не переходя через "зеленую зону", туда, где стоят институты. Я не прочитал с тех пор ни одной научной статьи, забыл о науке... и людях, которые в тот летний день 85-го года решали "мою судьбу". Но я жил с тяжестью - своим резким уходом обидел М.В. Волькенштейна, он единственный заступился за меня... Незадолго до его смерти я написал ему, послал рукопись своей книги. Я не пытался объяснять , почему научное творчество больше не удовлетворяло меня. Он бы, конечно, не согласился, может, обиделся бы, а спорить с ним я не хотел. Несмотря на свою широту, он был "создан" для науки.
В науке неопределенность - пробел в нашем знании, икс, с которым следует повозиться, чтобы окончательно "разоблачить". Меня же все больше занимало то оперирование неопределенностями, которым мы занимаемся в жизни, в себе, и в искусстве, конечно, - везде, где имеем дело с бесконечными, неразрешимыми проблемами, с вещами не имеющими перед собой предела, "оригинала", каковым является природа для науки. Но за отказ от объективности приходится платить - потерей несомненной значимости для всех того, что ты делаешь, обязательности твоих истин, как, например, обязательны для всех законы Ньютона, даже если не помнишь их... и не обязательны картины Ван Гога - можешь их не любить или просто не знать, ничего страшного не произойдет. Передо мной возник вопрос - что тебе дороже и интересней - объективный мир вокруг тебя или твое восприятие мира... М.В. бы, конечно, не принял такой альтернативы - "глупый вопрос!" Действительно, не очень разумный. Большинство людей удачно совмещают оба эти, как говорят в науке, "подхода". И слава Богу, я рад за них, но так не сумел.
- Что я думаю о жизни... - задумчиво говорил М.В., выпятив нижнюю губу, как он обычно делал при важных решениях, - начнем с того, что Вселенная расширяется...
Вот-вот, его Вселенная расширялась. Моя же, как оказалось, не имела к этому физическому процессу прямого отношения. Поэтому он был ученым, а я - нет, хотя много лет пытался, не понимая, почему не получается.
Он похвалил рассказы. Выслать ему книгу я не успел. О его смерти я узнал через несколько месяцев после события.
Несколько человек повлияло на все направление моей жизни - мать, мой первый учитель биохимии Мартинсон, Михаил Владимирович Волькенштейн...
Наша жизнь, при всей ее кажущейся хаотичности и аморфности, довольно жестко "структурирована" - есть такие узлы, перекрестки, моменты, когда вовремя сказанное одно слово может многое изменить, а в другое время кричи не докричишься... М.В. оказался там, где мне было нужно, и сказал свое слово. В моей жизни редкий случай, могу пересчитать по пальцам такие вот счастливые случайности. {{Вырос в провинциальной среде, не знал "отцовского лифта", учился не там, где было нужно для своей будущей профессии, диссертацию делал в условиях, в которых сделать ее, как задумывалось, было почти невозможно, в стране тогда в целом не было такой технической базы и опыта работ}} А М.В. - был!, и вот что парадоксально : он, сначала вовлекший меня всерьез в науку, ускорил и мое отторжение от нее. Я слушал его сначала с восторгом, потом спорил, отталкивался - и выплыл куда-то совсем "не туда"... Поэтому помню о нем не просто как об учителе... более сложно всё оказалось. Не так давно меня попросили написать о нем к столетию со дня рождения (2012г), я засомневался, писать не стал. Предложил свой написанный много лет тому назад текст (1985-ый год), в котором много о М.В., и мой уход из науки тоже. Редакторы сборника согласились взять, им показалось интересно. Это не "воспоминания ученика", он был для меня интересным, значительным человеком в первую очередь. В тексте не только "хорошо" , но и "только правда" в моем восприятии, по известному изречению. А общее впечатление? Оно вот такое:
"" Огромные тома забудутся, скромные "соображения по поводу" будут погребены. Останется - что? Улыбка, теплота, несколько слов...
Вот он, красивый, с трубкой в зубах, значительный... знает это и красуется... входит в Институт высокомолекулярных соединений, подходит к будке вахтера, картинно стоит, просматривая почту...
Вот, слегка навеселе, с какой-то красивой высокой женщиной идет мимо меня, сгорбленного над пробирками, наклоняется, подмигивает:
- Дан, у меня есть пол-литра отличного фермента...
Я, конечно, злюсь на него - добываю миллиграммы настоящего кристаллического!.. как он смеет сравнивать со своим коньяком!.. И достаются мне эти крохи ужасным многодневным трудом, а он, видите ли, порхает тут... Но не могу не улыбнуться. ""
......................................................................
После ухода из Института, я несколько лет жил, не переходя через "зеленую зону", туда, где стоят институты. Я не прочитал с тех пор ни одной научной статьи, забыл о науке... и людях, которые в тот летний день 85-го года решали "мою судьбу". Но я жил с тяжестью - своим резким уходом обидел М.В. Волькенштейна, он единственный заступился за меня... Незадолго до его смерти я написал ему, послал рукопись своей книги. Я не пытался объяснять , почему научное творчество больше не удовлетворяло меня. Он бы, конечно, не согласился, может, обиделся бы, а спорить с ним я не хотел. Несмотря на свою широту, он был "создан" для науки.
В науке неопределенность - пробел в нашем знании, икс, с которым следует повозиться, чтобы окончательно "разоблачить". Меня же все больше занимало то оперирование неопределенностями, которым мы занимаемся в жизни, в себе, и в искусстве, конечно, - везде, где имеем дело с бесконечными, неразрешимыми проблемами, с вещами не имеющими перед собой предела, "оригинала", каковым является природа для науки. Но за отказ от объективности приходится платить - потерей несомненной значимости для всех того, что ты делаешь, обязательности твоих истин, как, например, обязательны для всех законы Ньютона, даже если не помнишь их... и не обязательны картины Ван Гога - можешь их не любить или просто не знать, ничего страшного не произойдет. Передо мной возник вопрос - что тебе дороже и интересней - объективный мир вокруг тебя или твое восприятие мира... М.В. бы, конечно, не принял такой альтернативы - "глупый вопрос!" Действительно, не очень разумный. Большинство людей удачно совмещают оба эти, как говорят в науке, "подхода". И слава Богу, я рад за них, но так не сумел.
- Что я думаю о жизни... - задумчиво говорил М.В., выпятив нижнюю губу, как он обычно делал при важных решениях, - начнем с того, что Вселенная расширяется...
Вот-вот, его Вселенная расширялась. Моя же, как оказалось, не имела к этому физическому процессу прямого отношения. Поэтому он был ученым, а я - нет, хотя много лет пытался, не понимая, почему не получается.
Он похвалил рассказы. Выслать ему книгу я не успел. О его смерти я узнал через несколько месяцев после события.
Несколько человек повлияло на все направление моей жизни - мать, мой первый учитель биохимии Мартинсон, Михаил Владимирович Волькенштейн...
Наша жизнь, при всей ее кажущейся хаотичности и аморфности, довольно жестко "структурирована" - есть такие узлы, перекрестки, моменты, когда вовремя сказанное одно слово может многое изменить, а в другое время кричи не докричишься... М.В. оказался там, где мне было нужно, и сказал свое слово. В моей жизни редкий случай, могу пересчитать по пальцам такие вот счастливые случайности. {{Вырос в провинциальной среде, не знал "отцовского лифта", учился не там, где было нужно для своей будущей профессии, диссертацию делал в условиях, в которых сделать ее, как задумывалось, было почти невозможно, в стране тогда в целом не было такой технической базы и опыта работ}} А М.В. - был!, и вот что парадоксально : он, сначала вовлекший меня всерьез в науку, ускорил и мое отторжение от нее. Я слушал его сначала с восторгом, потом спорил, отталкивался - и выплыл куда-то совсем "не туда"... Поэтому помню о нем не просто как об учителе... более сложно всё оказалось. Не так давно меня попросили написать о нем к столетию со дня рождения (2012г), я засомневался, писать не стал. Предложил свой написанный много лет тому назад текст (1985-ый год), в котором много о М.В., и мой уход из науки тоже. Редакторы сборника согласились взять, им показалось интересно. Это не "воспоминания ученика", он был для меня интересным, значительным человеком в первую очередь. В тексте не только "хорошо" , но и "только правда" в моем восприятии, по известному изречению. А общее впечатление? Оно вот такое:
"" Огромные тома забудутся, скромные "соображения по поводу" будут погребены. Останется - что? Улыбка, теплота, несколько слов...
Вот он, красивый, с трубкой в зубах, значительный... знает это и красуется... входит в Институт высокомолекулярных соединений, подходит к будке вахтера, картинно стоит, просматривая почту...
Вот, слегка навеселе, с какой-то красивой высокой женщиной идет мимо меня, сгорбленного над пробирками, наклоняется, подмигивает:
- Дан, у меня есть пол-литра отличного фермента...
Я, конечно, злюсь на него - добываю миллиграммы настоящего кристаллического!.. как он смеет сравнивать со своим коньяком!.. И достаются мне эти крохи ужасным многодневным трудом, а он, видите ли, порхает тут... Но не могу не улыбнуться. ""
