ЛЕТНЕЕ АССОРТИ 100814

Лето кончается, и с ним кончится этот цикл. Пробы, исправления, воспоминания и дополнения все больше похожи на повторы, а лучше не делать ничего, чем повторяться. Я склоняюсь к молчанию, когда нового ДЛЯ СЕБЯ сказать не могу. С другой стороны, написал же я повесть "Робин, сын Робина", в которой есть почти точные "заимствования" из повести "Остров", написанной более десяти лет тому назад. Противоречия нет: для меня "Робин" новая повесть, а спорщикам не отвечаю, смайл... Из "Острова" удалена очень важная "линия" - преступления и вины, она до несовременности интересна, но локальная, все-таки локальная. А осталась линия более важная (для меня!) - это старческая деградация. Когда-то я мечтал о ней, вернее, об одной из черт, которую она несет на временном промежуточном этапе, вопрос был в том, как остановиться на ней, и успеть что-то дельное сделать... В старости есть черты, родственные деградации и распаду, но еще не деградация, и не распад. Это обработка натурального продукта, удаляющая из него лишнюю "воду", например. Или беспощадная к себе зоркость стареющего Моэма... И многое еще. Это осталось живой проблемой, и пока надежда не потеряна. Старику нечего жалеть ни себя, ни окружающий мир, и от того он временами зорче и точней молодого, которому мнение окружающих, пафос, кураж и тщеславие мешают, если талант невелик...
...................................................................

Да, порядок картинок в ЖЖ для меня так и остался загадкой... которую не хочу разоблачать, так интересней. "Торф тлеет" Было несколько лет тому назад, и заинтересовало меня своей "графической точностью в тумане". С тех пор мания "туманизировать" атмосферу осталась, и влечет меня сильней оптической точности, которую все больше считаю идиотизмом оптики. Наверное, пора совсем отказаться от фоток, даже как этапа начального... Но пока подожду, не люблю решений разумных и рациональных, пусть как-нибудь утром кто-то шепнет на ухо, и вопрос будет решен сразу без сомнений и размышлений...
................................................

Хуторок в степи. На самом деле совершенно непотребная по наглости желтого бумажка, которая долго пылилась у меня на полке, что делать с ней, не знал...
..............................................

Холст и масло, старый автопортрет. Ужа давно не смотрю в зеркало, когда пишу их. Общую форму головы знаю, а расстояния между глазами каждый раз мне кажется разным, пусть так и останется. Долго боролся с красным креслом, вариантов тьма, некоторые явно слабы, некоторые от вкуса и настроения на сегодня. Выбор случаен.
......................................................

Кася. Все чаще отхожу в сторону неправильности масштабов и ракурса, иногда от раздражения, иногда от скуки, и неумение больше не заботит, какое есть, такое есть. Всю жизнь стремился к лучшему - точному и выразительному, а теперь никуда не бегу, не стремлюсь, это, говорят, признаки, затухания и конца. Ну, что же...
........................................................

Это бесконечный для меня сюжет, наводящий скуку на окружающих, и это хорошо, они уже не смотрят, "все одно и то же..." И я спокойно продолжаю свои проблемы решать. Эта узкая полоска света, второе окно, наверное, останется со мной до конца, смайл... В конце концов, человек куда мощней меня, Пикассо, не был лишен этого соблазна - сначала сделать себе хуже, а потом исправить положение, и от этих усилий выиграть.
....................................................

Дом интроверта постепенно становится домом аутиста. Говорить о полной независимости от текущего дня - вранье, главное, чтобы ответ был не текущим, возникал из глубины. Кому-то хочется прислониться и сдаться, кому-то хулиганить и сопротивляться... Для меня это почти одно и то же, зависимость, взятая с разных сторон, все равно зависимостью остается, прибежище слабых. Грешу и я порой, но все реже... все-таки останавливаюсь. Всегда, и в лучшие времена, считался только с самим собой, это ужасно и не совсем правда, но исключения редки. А отношения с окружающим миром - высушенное разочарование, до предела горечи. Говорят, теперь нельзя ругаться, но мир полон говнюков, увы, слабых и легко поддающихся любому внушению тварей. Я все-таки больше люблю муравьев, их гонор и храбрость мне понятней.
....................................................

Убирать и менять цвет до полного непонимания, как он теперь называется - идея фикс старого человека. Наверное, потому что весь мир становится совсем непонятным, загадка в том, всегда ли он был таков, а юный дурак не видел, не понимал... или мир меняется в сторону идиотизма, который, конечно, не возникает из ничего, а всегда сидел внутри, только и ждал момента выползти и победоносно бить себя в грудь. Идиотов и мерзавцев всегда примерно одинаковое количество, это почти что геном, но время то заставляет их помалкивать, то выпускает на помостки и приветствует снятие штанов.
.........................................................

Ракурс и хаос, этим закончим на сегодня, здоровья и удачи всем, входящим сюда.

Глава из повести "Следы у моря"

День рождения

Однажды в году дарят настоящие подарки. На день рождения, конечно. Новый год не в счет, там всем что-то раздают, шум, суета, и каждый смотрит, не лучше ли у другого. От этого устаешь, и подарок кажется маленьким, неинтересным. Всем дарят, просто день такой. Говорят, Новый год начинается. Откуда они знают, когда он начинается? Я спрашивал, никто не отвечает. Папа говорит, просто люди договорились, надо же когда-то новое время начинать. Мало ли о чем можно договориться... Правда, Новый год никто еще не отменял, многие праздники поменялись, а этот остался. Приятно, папа говорит, никакая власть его отменить не может.
Но если подумать, разве я виноват, что старый год кончился? А день рождения я заслужил, жил, жил - и добрался до конца своего года. И вот они, подарки...
Лежат на тумбочке около кровати. Бабка рано уходит на кухню, готовит что-то вкусное к обеду, к завтраку она не успевает. И я здесь в уголке один. Через дырку в ширме вижу окно. Бабка говорит, здесь раньше не было дыры, ширма единственное, что осталось с довоенного времени. Кроме альбомов, они были завернуты в эту материю. Раму папа заказал, не такая красивая, как старая, он говорит, зато куда прочней, так что ширма нас переживет. А на месте дырки был рисунок знаменитый, бабка говорит, хорошие деньги они выручили. Зато теперь я вижу окно. Второй год на этой квартире, второй день рождения у меня здесь. Помню еще третий, в квартире у дяди Бера, давно, а дальше не помню. Дядя так и не вернулся, переехал в Москву жить, у него теперь другая жена.
Все-таки решился, а я плохо о нем думала, бабка говорит.
А папа не радуется, я брата потерял, когда еще увижу...
Чудак вы, Сёма, главное, он живой, бабка всегда права.
А с подарками случаются удивительные вещи, мама говорит. Мне до войны подарили огромного медведя. Мы уехали, бросили все, наш дом разбомбили, а мишка у моей подруги сидел, я его починить отдала. Как приехали, он к нам вернулся.
Я про этого мишку сто раз слышал, теперь он на верхней полке в темноте сидит. Мне его немного жаль, никто не играет с ним, я больше с игрушками не играю. Но все равно, он дома живет.
- Я уже не помню, как жили при войне. Алику хорошо, - мама папе говорит, - я бы хотела все забыть - войну, и особенно до нее, мне бы легче стало.
- И меня забыть молодого?
- Тебя нет, она смеется. - Забыть чего лишилась, чтобы не жалеть.
А я ничего забыть не могу, бабка говорит, для меня жизнь один бумаги лист, на нем все записано, не вырубишь топором.
Она родилась в июле, не наша порода, а мы с папой в октябре, в один и тот же день. Вообще-то, я на десять минут опоздала, мама говорит, другой день начался. Врача упросила время рождения изменить, на бумаге, конечно. Так что у Алика записано двенадцать без пяти, с Сёмой в один день, отцу приятно.
Я подслушал, она подруге Соне по секрету говорила. Подумаешь, секрет, пятнадцать минут, все равно мы с папой близко родились. Только разные года.
- Я родился еще в старом веке, в нем Пушкин всю жизнь прожил, - папа говорит.
- А я родился еще до войны.
- А я еще до той войны, - он говорит.
- Какой той?
- Да ладно тебе... он засмеялся, - успеешь эти войны сосчитать.
Утром сумрачно в комнате, темно, дует ветер из форточки - мама закаляет меня, и слышно, как шлепаются капли о стекло. Впереди зима, темнота, желтый, тусклый свет. И все-таки - день рождения! Я добрался до конца собственного года. И чтобы веселей было дальше жить - подарки...
Они притаились в темноте, ждут, когда я проснусь. А я уже давно не сплю, смотрю на тумбочку. Не очень они возвышаются... Но бывают невысокие длинные подарки, очень нужные, например, фонарик, мне его подарили в прошлом году. Он круглый, длинный, с большим прозрачным окошком в одном конце, в другой вставляются батарейки. Он бы светил до сих пор, если б не упал у меня. Мама говорит, я варвар, потому что вытекла батарейка. Другую я сам разломал, одной все равно маловато. Папа обещал новые купить, если будут в магазине, и у него в тот момент окажутся деньги в кармане, и он не забудет, как обычно. Все вместе у него редко получается, то денег нет, то магазин переехал на другую улицу. Но когда-нибудь он соберется с силами. Так говорит мама - соберись с силами, Сёма... Перед днем рождения он собирается, и вот - подарки.
Не очень длинные подарки, они умещаются на тумбочке. В прошлый раз что-то свешивалось, я даже подумал, что шнур от машины-самосвала. Не выдержал, протянул руку, а это, оказывается, салфетка, они решили салфетку постелить, для красоты. Подарки, правда, оказались ничего, но самосвал остался в магазине. И не очень нужно, в нем батареек, говорят, хватает на полчаса, потом катай его сам, а что в батарейках, я давно выяснил. Папа обещал другой фонарик, особый, пока его нет в продаже. Сам светит, ему батареек не надо.
Так что фонарика среди подарков быть не может.
Они не высокие, не длинные, и не круглые, подарки... Значит, мячика тоже нет среди них. Ну, и хорошо, мячик трудно найти в траве, ходишь рядом и не замечаешь. Надо не просто глазеть, как ты, а видеть, мама говорит. Смотреть легко, потому что глаза даны, а вот видеть...
Сейчас мне даже смотреть трудно - еще темно. Я лежу и жду. Понемногу идет время, первый день моего нового года. Ветер старается для меня, разгоняет тучи, в окне становится светлей. Я вижу, на тумбочке что-то чернеется плоское - одно, непонятной формы - второе... и еще, что-то тонкое, длинненькое, совсем небольшое...
Я уже знаю. Догадываюсь, конечно. Насчет плоского почти уверен. Это книга. У меня две любимые книги, про Робинзона и "Что я видел", а эта? Я думаю, та самая, о прошлом земли, которую видел у Эдика, и даже начал читать, сам! Очень медленно, правда, но все понял. Но он домой не дал - пода-а-рок, говорит. Начало интересное - как произошла земля. Какая-то звезда вырвала из солнца клок, получились планеты, они закружились, завертелись, остыли, и появилась на них жизнь. И в конце концов, родился я. Осенью, и сегодня мой день рождения.
Насчет второго подарка... Я думаю, это полезная вещь. Она тряпичная. Это не очень интересно, но нужно. Может, рубашка или даже штаны. Штаны бы лучше, в старых карманы продрались. Мама говорит, это необратимо. Без карманов штаны неинтересны. А в новых просто должны быть карманы.
Насчет третьего подарка - не знаю. Может, мне показалось, там просто тень, и не лежит ничего? Если очень хочется, то кажется.
Я лежу, не спешу вставать. Когда все потрогаешь, ждать нечего будет.
Этот парень меня удивляет, папа говорит, он умеет ждать, я не умею до сих пор.
Он в меня, мама говорит.
Не, в меня...
И так они спорят почти каждый день, но не ссорятся. Пока бабка есть не позовет. А сегодня выходной, и день рождения, сначала пойдем к морю, потом обед, потом придет Эдик с тетей Соней, принесут подарок, будем есть крендель, пить чай.
Вот настоящий первый день. Какой там Новый год... подумаешь, договорились. А я жил и добрался до своего собственного дня.