Давно было...

..........
Почти пять лет - страшно давно. Тогда я еще выбирал вещи по значению и смыслу, наряду с художественной стороной, свойствами ансамбля. Потом перестал, нас окружает хаос и случай, и творческая воля в том, чтобы из хаоса, ничем не пренебрегая, строить свое продолжение, лепить среду, подчиняясь только внутренним голосам. Не в доме, не в городе, а в космосе живем. И рядом с нами несутся в черные дыры такие же, как мы, и милые сердцу - звери, вещи... Когда-то, уезжая из России, Миша Рогинский рисовал ненужные никому старые вещи, которые падали с обрыва в кучи таких же, оставленных и забытых. Это правильный был инстинкт художника. Время идет кругами и спиралями, думаю, в конце концов мы придем к тому, с чего начали - к общине, к общему костру... Или пропадем.

Из вариантов

Девочка в красном платье

................
Начало 80-х. Собственность А.Е.Снопкова (Москва)
У меня есть копия, она похуже.

Из повести "Предчувствие беды"

Про коллекционера Лео и художника Мигеля. (Лева и Миша, если проще)
...........................
Чем дальше, тем менее случайной кажется его смерть. Он от себя устал, от мелких своих обманов, собственной слабости, неизбежной для каждого из нас... "Гений и злодейство?.." - совместимы, конечно, совместимы. Хотя бы потому, что одного масштаба явления, пусть с разным знаком. Если бы так было в жизни - только гений и злодейство… Заслуживающая восхищение борьба!.. Совсем другое ежедневно и ежечасно происходит в мире. Мелкая крысиная возня - и талант. Способности - и собственная слабость. По земле бродят люди с задатками, способностями, интересами, не совместимыми с жизнью, как медики говорят. Деться им некуда, а жить своей, особенной жизнью - страшно. Они не нужны в сегодняшнем мире. Нужны услужливые исполнители, способные хамы, талантливые воры…
Кто он был, Мигель?..
Человек с подпорченным лицом, во власти страха, зависти, тщеславия, жажды быть "как все"?.. И одновременно - со странной непохожестью на других. Она его угнетала, когда он не писал картины, а когда писал, то обо всем забывал. Но вот беда, художник не может писать все время, в нем должна накапливаться субстанция, которую древние называли "живой силой"… потом сказали, ее нет, а я не верю.
Откуда же она берется, почему иссякает?.. Не знаю…
Но каждый раз, когда спрашиваю себя, вспоминаю его недоуменное - "почему меня не любят?.." Чем трудней вопрос, тем непонятней ответ.
Поэтому мы и стараемся задавать жизни самые простые вопросы - чтобы получать понятные ответы. А следующий вопрос - в меру предыдущего ответа… и так устанавливается слой жизни, в котором как рыба в воде… И можно спрятаться от противоречий и внутренней борьбы. И забыть, что именно они выталкивают на поверхность, заставляют прыгнуть выше головы… как Мигеля - писать картины искренне и просто, выкристаллизовывая из себя все лучшее.
Но судить легко, рассуждать еще легче. В рассуждениях всегда есть что-то противное, как в стороннем наблюдателе.
Он не так жил, как тебе хотелось?.. Жил, как умел. Но у него получилось! Есть картины, это главное - живы картины. Лучше, чем у меня, получилось, с моими правилами, как жить.
Можно хвалить простые радости, блаженство любви, слияние с природой, с искусством… но тому, кто коснулся возможности создавать собственные образы из простого материала, доступного всем, будь то холст и краски, слова или звуки… бесполезно это говорить.
Ничто не противостоит в нашей жизни мерзости и подлости с такой силой и достоинством как творчество. Так тихо, спокойно - и непоколебимо.
И я - с недоверием к громким выкрикам, протестам… слова забываются…
Картины - остаются.

Год 1916-ый

Год 1913-ый

Брат и сестра (1915?)

текст временный, до прочтения адресатом

Художник не проводник, а диэлектрик, ему нужен пробой. И некоторая "оголтелость" при размытых рамках вкуса, вкус это для зрителей-любителей, I think. Все происходит на границе вкуса и бесвкусия, которая зыбка и все время формируется заново в каждом пишущем, рисующем: они, с запозданием, конечно, на опыте проб и ошибок формируют свою эстетику. Вовсе не говорю о ломке всех традиций и оригинальности вопреки всему. Каждый из нас в сущности может сделать (или не делает) крошечный шажок в сторону. Больше не получится.

Из повести "Жасмин"

Саша Кошкин и настоящая художница.
.........................
Пришел, стучу, она с большим промедлением открывает, глаза заспаны, лицо помято, говорит, ночами теперь трудится, пишет новые темы. Везде листы, листы... никак не разгляжу, что на них, "что это", спрашиваю, а она - "авангардный эксперимент, темпераментная графика".
Ну, Малов, тут я понял, что от современности навсегда отстал. Похвалил, конечно, цвет красивый, пятна-кляксы симпатичные разбросаны... Увидал на одной картине вроде цветок, и дернуло меня, Малов, выскочить со своей новостью.
- Я тоже цветы рисую... - говорю. А она - "покажи", и так пристала, что я пошел к себе вниз, отобрал самые красивые, штук десять, и принес.
Она в это время в кухне чайник поджигала, "поставь у свободной стенки", кричит. Я расставил, она входит, смотрит...
Малов, Кис, ты мой единственный друг, скажи правду, чем я ей так насолил?
Она сначала ничего, вроде спокойно восприняла, "так - та-ак..." говорит, подошла, прошлась по ряду, потом обратно... еще раз...
И я вижу, что-то совсем нехорошее прорезается, сгущается и назревает...
- Что, очень плохо? - спрашиваю, голос неуверенный, самому противно стало. Но страшно, понимаешь, впервые смотрит не простой человек, а художник, ученый мастер, и что-то у меня совсем не то, понимаешь? Чувствую беду, сердце хлопает сломанной дверью на сквозняке.
- Это и есть твои цветы?
- Ну, да... - отвечаю, - чьи же еще, конечно мои.
Пусть самые плохие, не откажусь от них никогда!
- И ты э-т-о нарисовал сам?
Я не понял, как можно по-другому рисовать... Смотрю на нее и молчу.
А с ней странные вещи происходят, изменения в лице и всем теле... Вот ты, Малов, не смотришь по вечерам, презираешь телек, а зря, если б ты видел фильмы про вампиров, то сразу же понял меня, а сейчас объяснять и объяснять, а я долго не люблю, ты знаешь. Вечно ругаешь меня, - "опять спешишь, подробно расскажи...", а что рассказывать, обычно в трех словах все ясно. Но в этом месте, я понимаю, тебе совсем не ясно, а мне трудно объяснить.
Она превращаться стала, Малов! Ну, не так, конечно, чтобы рубашка трещала, шерсть на груди, морда волчья и прочее, но вижу, лицо рябью пошло, заколебалось, затряслись губы, обострился нос... зубы - и они заострились, хищными стали, и вообще, очень хищный возбужденный вид... волосы растрепались, хотя ветра никакого...
Я стал пятиться, пятиться, а она хочет высказаться, но звук застрял по дороге, не вылупляется никак... губы шевелятся, тонкие стали, черные, злые... И наконец, как закричит хриплым незнакомым голосом:
- Убирайся, идиот, уматывай с глаз долой, и цветы свои идиотские забери...
Малов, так и сказала - идиотские, почему?..
Я дрожащими руками собрал листочки, и к двери, к двери, а она уже меня не видит, бегает по комнате, что-то бормочет, ругается страшно неприлично, это уж я повторить не в силах...
Я выскочил за дверь, и слышу - ясным громким голосом сказала:
- Боже, за что наказываешь меня! За что этому идиоту дал все, что я так долго искала, трудилась не покладая рук, себя не жалела, никакой личной жизни, одни подонки... за что???
И зарыдала.
Малов, мне стало жаль ее, хотя ничего не понял. Ну, не понравилось, ну, понравилось, разве можно так биться и рвать себя на части, Малов?..
Пришел вниз, сел... Как-то нехорошо от всего этого, словно грязь к рукам прилипла, и чувствую, не смоется, хотя не знаю, в чем виноват. И жаль ее, и понимаю, что всё, всё, всё - мне с такими людьми невозможно вместе быть, я боюсь их, Малов. Я отдельно хочу. Мне так захотелось исчезнуть, скрыться с глаз от всех, стать маленьким, залезть в какую-нибудь щелку, схорониться, писать тихо-незаметно свои картиночки... Спрятать жизнь свою, понимаешь?..
И долго не мог успокоиться. А потом вдруг развеселился, вспомнил - она же меня из моей квартиры выгнала!..
Проходят дни, все тихо, она мириться не собирается, а я тоже не иду. Я такие вещи умом не могу, не умею, ты знаешь, просто тоскливо, скучно становится, и все тогда, конец, край. Будь как будет, а встречаться, опять слова... не получится, Малов. Только мне горько, что столько злости родилось от моих цветов, не думал, нет. Вот и обидно мне за них стало.

Такие помидорчики