Паоло возвращался в мастерскую. В груди у него клокотало и сипело, он в последние дни скрывал это от окружающих, старался не подходить слишком близко, когда говорил, избегал тишины, а это было легко, потому что по коридорам постоянно бегали дети, расхаживали многочисленные гости, которых он не знал, это были знакомые и родственники его жены, он относился к ним доброжелательно и безразлично. В этой части дома, в переходе от большого здания к флигелю, было тихо, и он слышал свои шаги и тяжелое хриплое дыхание. Никогда не думал, что станет стариком и будет вот так дышать. "Я умру быстро и легко", так он думал в молодости. Или, "я так устану от работы, от славы и денег, что сяду и засну, и не проснусь, вот и все".
Его настиг ужас умирания, мужества и веры в свои силы не хватало, чтобы выдержать натиск страха. Он был один, ему стало жутко. Он обернулся, чтобы увидеть, кто сзади, но там никого не было, и впереди пусто, в большой мастерской, светлой, теплой... Всю жизнь мечтал о свете и тепле, а сейчас хотел одного - забиться в какое-нибудь тоже теплое, но узкое и темное место, и отсидеться, пусть лучше давят стены... Переждать, чтобы пронесло, чтоб не заметили его, вдруг снова повезет.
Он вошел, и, не зажигая света, сел в свое кресло в углу, напротив стеклянной двери, за ней широкий балкон, там бродили сумерки, поглощавшие остатки дня. Он не хотел больше света, он хотел скрыться и закрыл лицо руками. Так он поступал в детстве, когда оставался один, в ужасе от темноты, и заснуть не мог, потому что придет другая темнота, еще страшней. Он боялся, что не проснется, подступит духота и сожмет горло, стены навалятся и раздавят грудь... Потом приходила мать, прижимала его к себе, они согревались, но в этом мизерном тепле среди огромного холода не было безопасности. Мать умерла, его взяли дальние родственники, устроили работать, так началась его взрослая жизнь. Он понял, что никто не поможет, надо карабкаться и не уставать. Биться, даже не веря в успех, не глядя ни назад, ни далеко вперед - только под ноги перед собой.
Он победил, поверил в свои силы, в удачу, и создал мир огромных картин, не похожих на свою прежнюю жизнь.
Победил, а теперь оказался побежденным.
Только бы без унижений... Во всяком случае, он умрет в своем доме, окруженный близкими людьми. И картинами, которые любил.
Они многое содержали, в них не было одного - глубины. Не могло быть того, чего не было в создателе. Он обладал гениальной способностью видеть поверхностные связи вещей, но глубоко заглядывать не мог: все, что оказывалось глубже его предела, он мгновенно, почти бессознательно, отталкивал от себя.
Глубина в осознании всех сторон, а он не хотел такой сложности, в ней печаль и ужас, он это знал. Боялся потерять все, что приобрел, упасть обратно в темную ледяную дыру, из которой возник. Мечтал видеть только радость и крупные нечеловеческие страсти, оформленные богато и изысканно, со вкусом, но обязательно - красиво! Он писал картины о том, к чему всю жизнь стремился.
Не получилось. Построить мир из одного света он не сумел. Он создал сияющую плоскость.
Простая истина, и печальная - все состоит из света и тьмы.
А эта небольшая картина на ярмарке... она поразила его.
Художник - бродяга, нищий - и с таким спокойным достоинством, без страха, сухо, даже слегка отстраненно... Говорил о том, о чем Паоло и думать избегал. Нельзя сказать "не мог" - не хотел. Теперь он был богат и мог писать, что хочет. Он так и делал, он по-другому не хотел. И не скажешь - не получилось, он и не пытался. Не потому, что не умел - чепуха, он всё умел, его называли богом живописи, да. А тут... простая вещица, портретик, примитив, лицо застряло посредине, ни справа ни слева... аховая композиция! И все в потемках, какое тут мастерство... Но он знал - ничего не решает мастерство, оно всего лишь умение, возведенное на вершину ремесла.
Значит, не о чем жалеть, нечего стонать, раз другого и не хотел. Он, что ли, не знал человеческую сущность? Он был дипломатом, видел грязь, предательство, на которое способны люди ради благополучия или идеи. Знал, знал... но в картины не допускал. Когда подходил к холсту, всю эту мерзость забывал начисто.
Но за все приходится платить, и он заплатил: за радость - пустотой.
Ему сказал когда-то старый итальянец, мастер - картина как гроздь винограда, с одной стороны свет, с другой тень... Он понял это как заповедь мастерства и неукоснительно выполнял. Но эти слова таили в себе и другой смысл, который он упустил. Жизнь и картина устроены одинаково, и требуют одинаковой честности перед собой.
Мы часто говорим о способностях, о таланте. Любим при случае упомянуть, что, мол, многое имели, да не свершилось, не суждено... Чем ближе к концу, тем смешней эта болтовня. Только то, что совершилось - было, остальное... даже смешно говорить... Тени, проблески, задатки, надежды... - все истлеет, растворится в могильной жиже. Человек - то, что с ним было, произошло, сделано, продумано и выражено, рассказано хотя бы одному человеку, остальное - чушь собачья.
Человек - это все сделанное им, и гнилье в деревянном ящике.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
