очередная случайная выборка

/////////

///////////////

///////////////

///////////////

////////////

//////////////

///////////////

/////////////////

/////////////////

Ностальгическое...

Когда я был…
Когда я был аспирантом, то работал в хорошей лаборатории. Разумеется, по понятиям страны и времени, больше - страны. Но к нам хотя бы приезжали люди типа А. и Б., не нобелевские лауреаты, но побывавшие в компании самых-самых, в клубе избранных, где не читают статей, а утречком встретятся на часок, обменяются бессонными впечатлениями, и снова к себе в лабораторию. А некоторые удирали прямо с заседаний, услышат что-то новенькое, и в родные стены, проверять, а утром - ответ. И никаких журналов…
Мы были лишены моментального общения, но журналы были, и вот приехал в нам сам Александр Рич, не суперкласс, но нечто особенное, он говорил о нашем местном гении Александре Спирине, подающем тогда блестящие надежды: «competent but not outstanding», так он о нашем лучшем говорил, сам при этом не лучший, но рядом с лучшими стоявший почти каждый день. И пивший кофе по утрам.
Помню то чувство, гордости от причастности, и все-таки небольшого унижения... Небольшого, потому что его испытывал и наш великий шеф, я видел это по его длинной чуть отвисшей челюсти... постоянная его ноющая боль - никогда не бывать в настоящей загранице, хотя в ГДР и Венгрии - сколько угодно, но там-то что?! - там почти наше!..
А потом к нам приехал то ли из Брянска, то ли из Воронежа человек лет сорока, он многое знал, умел, читал в сто раз больше нас, отличал Торелла от Теорелла, а мы путали... Но мы-то могли больше, ближе стояли к истине!.. И чувствовали блаженство перед ним, и то можем, и это, вот наш прибор – английский!.. правда, старый, ручной, каждую точку, пока измеришь… следить за зайчиком на экранчике... Но все равно, могли, видели, и к нам, а не к нему приезжал Александр Рич, у нас чудо прибор, а у него - ничего, ничего... И он стоял окруженный нами, высокомерно поправляющими его, с нашим великим шефом, известным, знающим, но не могущим встроиться в процесс, о котором сегодня, перед завтраком, уже обсудили и решили Моно с Жакобом, и примкнувший к ним за кофе Александр Рич...
А мужик этот из Брянска или Воронежа, стоял как старый усталый волк среди молодых псов, все понимал, презирал нас... и себя, себя...
А что потом? Кто куда, навсегда разбежались по российским городам. И канули, почти все... Мне еще чуть-чуть повезло, просунул палец в щель в заборе, несколько статей во всяких Голландиях, их постепенно забывали, ну, три, ну пять лет... и благополучно забыли. А потом я что-то свое понял - и ушел, закрыл за собой дверь, и ни минуты не жалел, стал собой, все мое только от меня зависит, от меня...
Вот старятся наши великие, на дачах академики, и что? А то! С интересом, пылом и страстью прожитая жизнь. И это немало, хотя хотелось больше, ведь всё как у людей было, поездки, приборы, сотрудники послушные...
А вот не было того утреннего кофе с Жакобом и Моно... а только приехавший в неважную командировку Александр Рич.